Пушкин А. Проблема творческого вдохновения в лирике А. Пушкина Сочинение по произведению на тему: Проблема творческого вдохновения в лирике А. С. Пушкина

19.10.2023Рубрика: Мифы и легенды

Пушкин А. С.

Сочинение по произведению на тему: Проблема творческого вдохновения в лирике А. С. Пушкина

Александр Сергеевич Пушкин в своих стихотворениях охватывает необычайно широкий круг вопросов, затрагивает разнообразные темы. Множество источников питало вдохновение поэта.
Нередко Пушкин сам говорит о наиболее значимых мотивах своего творчества. В стихотворении 1836 года “Я памятник себе воздвиг нерукотворный.” он пишет, подводя итог созданному в течение жизни:

И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я Свободу
И милость к падшим призывал.

Здесь одной из главных заслуг названо обращение к гражданской лирике. Действительно, в основе многих произведений Пушкина лежит неприятие им современного общества, взаимоотношений между властью и личностью. Эта тема появляется уже в 1815 году в стихотворении “Лицинию”. Ее дальнейшее развитие - ода “Вольность” 1817 года, в первых стихах которой поэт прямо заявляет о цели ее создания:

Хочу воспеть свободу миру,
На тронах поразить порок.

Надежда на изменение ситуации в стране звучит в послании “К Чаадаеву” 1818 года, неудовлетворенность происходящим - во второй части “Деревни” 1819 года.
Все эти стихотворения проникнуты идеями декабризма, к которым намеренно возвращается поэт в послании “Во глубине сибирских руд.” 1826 года. Отличительной чертой вышеперечисленных произведений является использование олицетворения таких абстрактных понятий, как “свобода”, “надежда”, “любовь”, таких метафор, как “горит желаньем”, “свободою горим”.
Пушкину раннего периода творчества присуща и некоторая публицистичность: обращения (“о друзья”, “товарищ”), восклицания, риторические вопросы. Однако гений молодого поэта не умещался в заданные рамки. Не заслужило одобрения декабристов, например, сравнение ожидания “минуты вольности святой” с ожиданием “минуты первого свиданья”. Мысли о политическом устройстве России вдохновили Пушкина на создание широко известных эпиграмм на императора и его приближенных (“Сказки. Моё!”, 1818 г., “На Аракчеева”, 1820 г.), стихотворения кризисного 1823 г. “Свободы сеятель пустынный.”, произведения 1826 года “Стансы”.
Мечты о “минуте вольности святой” легли в основу целого ряда сочинений Пушкина. Но личную свободу, воспетую, например, в “Узнике”, поэт противопоставляет “лире вдохновенной” ( “Разговор книгопродавца с поэтом”, 1824 г.).
Объяснение этому феномену можно найти в легенде “Пророк” 1826 года, из которой мы узнаем, что вдохновение - это дар Бога. Для того чтобы подчеркнуть высокое предсказание поэта, Пушкин выбирает особый жанр, используя библейскую лексику (“шестикрылый серафим”, “пророк”, “гады”), старославянизмы (“персты”, “зеницы”, “горний” и другие), эпитеты высокого стиля (“празднословый и лукавый” , “жало мудрыя змеи”). Подтверждается мысль о богоизбранности поэта, о его особой миссии в стихотворении “Поэт” 1827 года, где Пушкин вновь обращается к возвышенной лексике (“суетный”, “хладный”, “ничтожный”), особым метафорам и сравнениям (“.Душа поэта встрепенется, / Как пробудившийся орел”). На то, что вдохновение дается поэту свыше и не зависит от него самого, указывает и форма пассива причастия в стихотворении “Поэт и толпа” 1828 года: “.Мы рождены для вдохновенья.” О вдохновении-даре Пушкин пишет и в стихотворении “Муза” 1821 года.
Другая точка зрения высказана в стихотворении “Поэту” 1830 года. Пушкин говорит о том, что художник не должен подчиняться толпе. В то же время автор не дает нам ни одного намека на какие-либо высшие силы, стоящие над поэтом: “.Иди, куда влечет тебя свободный ум.”, “Ты сам свой высший суд.” Это обращение сильной личности к равным себе.
Если проанализировать все творчество Пушкина, то мы заметим, что лик Бога просматривается за строками далеко не всех сочинений поэта, относительно редко встречаются и произведения, написанные под влиянием размышлений о судьбе человечества. Чаще стихотворения отражают глубоко личные переживания, возникшие в конкретную минуту жизни их автора. Но для Пушкина несомненно, что из мгновений складывается вечность. Так, получается, что отклик на определенное событие оказывается оценкой целого периода жизни, новой попыткой ответить на вечные вопросы. Размышления над проблемами бытия, возникающие в связи с конкретными обстоятельствами жизни, вдохновили поэта на создание стихотворений философской лирики. Среди шедевров этой группы произведений необходимо отметить “Погасло дневное светило.” (1820), “Телега жизни” (1823), “К морю” (1824), “Брожу ли я вдоль улиц шумных.” (1829), “Элегия” (1830), “.Вновь я посетил.” (1835).
В 1816 году в стихотворении “Певец” Пушкин написал: “Слыхали ль вы. / Певца любви, певца своей печали?” “Своей печали” посвящена философская лирика поэта, но не меньше было написано им о любви. Как и для всех творческих личностей, для Пушкина влюбленность - источник вдохновения. Об этом он пишет в стихотворении “К***” (“Я помню чудное мгновенье.”, 1825 г.): “.вот опять явилась ты.”, и для сердца “.воскресли вновь / И божество, и вдохновенье.”. Любовь - всегда светлое чувство. “."Печаль моя светла.” - говорит поэт в стихотворении 1829 года “На холмах Грузии лежит ночная мгла.”, вспоминая свою возлюбленную.
Пушкин не раз увлекался прекрасными женщинами, но он всегда находил особенные, неповторимые слова для описания своих переживаний. Удивительные эпитеты выбирает он в стихотворении “К***” 1825 года. Его избранница - это “мимолетное виденье”, “гений чистой красоты”; ее голос - “нежный”, черты - “милые” или “небесные”. Усиливает выразительность анафора на “и”, “без”, “как”, рефрены (“.Как мимолетное виденье, / Как гений чистой красоты” и “.Без божества, без вдохновенья, / Без слез, без жизни, без любви”. Стихотворение мелодично благодаря сквозной рифме (например: ты - красоты - суеты - черты) и аллитерации на сонорные “м”, “л”, “н”. В элегии “Я вас любил; любовь еще, быть может.” 1829 года эпитеты описывают само чувство автора: “любил безмолвно, безнадежно”, “так искренно, так нежно”. Мелодика вновь создается с помощью анафоры (“Я вас любил.”).
Однако дружба крепче любви. Об этом Пушкин пишет в стихотворении “В альбом Пущину” 1817 года. Дружеские послания и эпиграммы занимают видное место в творчестве поэта. Даже переписка со знакомыми часто велась в стихах. Среди адресатов - члены родной семьи (сестра, брат, дядя) и у тех семей, которые были особенно дороги поэту (Раевские, Карамзины, Осиповы-Вульф), лицейские друзья, наставники в творчестве и жизни, няня. Дружба для Пушкина значила очень много. Он тяжело переживал разлуку с товарищами по учебе. Каждый год поэт отмечал годовщину лицея, часто 19 октября появлялись стихи: самое известное - “19 октября” 1825 года. Друзьям были посвящены “К Чаадаеву”, “Во глубине сибирских руд.” и многие другие.
Многие знакомые Пушкина, как и он сам, были стихотворцами. Вместе с ними поэт участвовал в литературной борьбе, писал эпиграммы на членов “Беседы любителей русского слова” (“Угрюмых тройка есть певцов.” 1815 года, “Шишкову” 1816 года). Желание отстоять свои литературные взгляды и недоброжелательное отношение к дешевым критикам стали причиной создания целой серии стихотворений, например: “Послание к цензору” 1822 года, “Второе послание к цензору” 1824 года, “Жив, жив Курилка!” 1825 года.
Не только нападки противников нового течения в литературе и критиков задевали поэта. Иногда он отвечал стихами на светские и журнальные сплетни. Такой ответ - “Моя родословная” 1830 года.
Чужое творчество не всегда вызывало насмешку Пушкина. В лицейские годы поэт подражал Жуковскому, Вяземскому, Ломоносову, Батюшкову и опосредованно Анакреону. В дальнейшем на него оказывали влияние -декабристы, Байрон. В 1821 году Пушкин написал “К Овидию”, в 1825 году - “Андрей Шенье”, в 1830 году - “Из Ваггу согп-уаП”. Создав “Я памятник себе воздвиг нерукотворный.”, поэт продолжил традицию Горация, Ломоносова, Державина. Иногда источником вдохновения служили произведения, авторы которых неизвестны. Религиозные тексты легли в основу “Подражания Корану” 1824 года и стихотворения “Отцы-пустынники и жены непорочны.” 1836 года, фольклор - в основу “Песен западных славян” 1834 года, “Песни о Стеньке Разине” (1826), “Песни о вещем Олеге” (1822). Но не только создания человеческого гения вдохновляли поэта. Пейзаж - неотъемлемая часть многих произведений Пушкина. Так, стихотворение гражданской лирики “Деревня” начинается идиллическим изображением гармонии в природе, противопоставленной несправедливой жизни людей. Философский пейзаж появляется в произведениях “Брожу ли я вдоль улиц шумных.” (1829), “.Вновь я посетил.” (1835), “Анчар” (1828). предваряет воспоминания поэта о друзьях в лицейскую годовщину 19 октября 1825 года. Чувства лирического героя раскрываются через психологический пейзаж в стихотворениях “На холмах Грузии лежит ночная мгла.” (1829), относящемся к любовной лирике, и “Осень” (1833), в котором присутствуют и философские мотивы, и размышления о творчестве. Природа помогала Пушкину найти образы, становившиеся “символическими”, как, например, в элегии “К морю” (1824) или поэме-легенде “Анчар”; формировала особое душевное состояние поэта. Под влиянием разных зимних пейзажей были написаны “Зимнее утро” (1829) и “Зимний вечер” (1825). Но именно осень была для Пушкина любимым временем года, когда родились строки, рассказывающие о единстве поэта с природой, о влиянии ее на создаваемые стихи. Осенью “душа стесняется лирическим волненьем”:

И мысли в голове волнуются в отваге,
И рифмы легкие навстречу им бегут,
И пальцы просятся к перу, перо к бумаге,
Минута - и стихи свободно потекут.

Итак, вдохновение у Пушкина - это и дар богов, и свойство души самого поэта. Среди основных источников вдохновения - природа, неприятие устройства общества, размышления о смысле жизни и прожитых годах, любовь, дружба, литературная борьба, желание сформулировать свое поэтическое кредо.

http://vsekratko.ru/pushkin/raznoe97

Сочинение

Александр Сергеевич Пушкин — спутник многих поколений вот уже два столетия. К его имени слух привык с детства. О нем говорят — «мой Пушкин». В этом признак особо доверительных отношений, открытости чувств и преданности поэту. В русской литературе Пушкин первым с такой глубокой искренностью рассказал о любви, возвышающей человека. Он трепетал «перед мощной властью красоты», испытывая неизъяснимое душевное волнение. Поэт «внушил не одну страсть на веку своем». Но и сам через всю жизнь пронес чистые и нежные чувства к тем, кто дарил ему светлую радость вдохновения. Любовь в поэзии Пушкина — это глубокое, нравственно чистое и самоотверженное чувство, облагораживающее и очищающее человека.

Вот строки из замечательного стихотворения, которое он посвятил Анне Петровне Керн:

Я помню чудное мгновенье:

Передо мной явилась ты,

Как мимолетное виденье,

Как гений чистой красоты.

Такими прекрасными словами о могучей и благотворной силе любви начинается одно из самых чудесных посланий русской и мировой поэзии. Стихи «поют» и «смеются». Они уже вышли из рамок своего времени и стали заветным достоянием всех, кто способен пережить такую же самозабвенную любовь. Это, несомненно, одна из вершин пушкинской лирики.

Стихотворение «Я помню чудное мгновенье…» было написано в 1825 году. Оно поражает удивительной стройностью. Это произведение разделено на три совершенно равные части (по две строфы), и каждая пронизана особым, ей только свойственным тоном. Первая открывается словами «Я помню чудное мгновенье» и посвящена воспоминанию того, что было. Очевидно, в воображении Пушкина возник петербургский вечер у Олениных, первая встреча, «милые черты», «голос нежный». В этой строчке смысловое ударение падает не на глагол «помню», а на слово «чудное», которое поэт, как правило, употребляет не в современном значении («прекрасное» или «замечательное»), а в самом что ни на есть прямом — в том, в каком оно связано с чудом, с волшебством. В пушкинском стихотворении редко, но все же встречаются различные тропы, которые помогают нам увидеть новые черты и грани изображаемого, глубже понять смысл (метафора «гений чистой красоты», эпитеты: «чудное», «мимолетное виденье»). Пушкин в этом стихотворении невероятно точен в передаче смыслового оттенка слова:

Передо мной явилась ты…

Не «возникла», не «очутилась», а именно «явилась», не оставляя сомнения в том, что речь идет о явлении героини поэту, пусть и кратковременном:

Как мимолетное виденье…

Но по длительности вполне достаточное, чтобы сполна его оценить, чтобы запечатлеть его таким, каким оно пронзило и поразило душу:

Как гений чистой красоты…

Выяснилось, что «гений чистой красоты» заимствован поэтом из стихотворения Жуковского «Я музу юную бывало…», где так названо божество.

Наступили тяжелые годы изгнания. Поэт говорит об этом времени:

В глуши, во мраке заточенья

Тянулись тихо дни мои

Без божества, без вдохновенья.

Без слез, без жизни, без любви.

Слезы, любовь, вдохновенье — вот спутники подлинной жизни. Поэт вспоминает тяжелые годы, 1823 — 1824, когда его постигло разочарование в жизни. Это подавленное состояние продолжалось недолго. И к новой встрече Пушкин приходит с ощущением полноты жизни.

Вдруг (это уже третья часть) «душе настало пробужденье» и ее охватил порыв прежних, чистых и свежих чувств. Собственно, ради этого и написано стихотворение: пробудившейся душе снова явилась та, кто олицетворяет собой «гений чистой красоты», воскрешает для человека «и божество, и вдохновенье». Пробужденье — виденье — упоенье — вдохновенье — эти слова характеризуют состояние человеческой души, соприкоснувшейся с великой ценностью, с «гением чистой красоты». Последние два стиха повторяют начало стихотворения. Они знаменуют возврат к юности. Пробужденье души открыло Пушкину возможность упоения творчеством, вдохновение, а вместе с тем упоенье жизнью. Пробужденная душа раскрылась и для творчества и для слез. И для любви.

Основная мысль стихотворения — светлая память о любви и радость неожиданной встречи с тем, что, казалось, утрачено навсегда — передается Пушкиным с постепенным и возрастающим движением. Сначала грустное и нежное воспоминание, затем горестное сознание утраты и, наконец, взлет радости и восторга. Это прекрасно отразил в музыке Михаил Иванович Глинка, написавший на пушкинские слова один из самых замечательных своих романсов. Если вслушаться в его звучание, мы ясно различим все этапы, по которым шла мысль Пушкина. Помимо музыки Глинки сами стихи сразу же захватывают своим звучанием. Сначала мягко и тихо, а потом все быстрее и быстрее идет их нарастающая мелодия, разрешаясь стремительным, торжествующим аккордом. Что же придает стихотворению особую музыкальность?

Может быть, сыграло некоторую роль особое, удобное для произношения гласных и согласных отсутствие шипящих и свистящих, преобладание звуков «о», «е», «а». Но вряд ли сам поэт думал об этом, когда на едином порыве писал это стихотворение. Ему, конечно, важно было в ту минуту передать овладевшее им волнение. Мелодия рождалась как бы сама собой, подсказанная сердцем. Но безукоризненный вкус поэта и чувство родного языка, несказанно богатого не только в смысловом, но и в звуковом отношении, дали ему возможность найти самые точные по смыслу и вместе с тем самые мелодичные слова.

Можно множество раз перечитывать стихотворение, чтобы вновь погрузиться в волшебный мир пушкинской лирики. Удивительно красивые слова подобрал поэт, чтобы выразить глубину своих чувств: чистых, бескорыстных, ничего не требующих взамен. Его строки берут за душу, делая нас не свидетелями, а соучастниками переживаний.

Нередко Пушкин сам говорит о наиболее значимых мотивах своего творчества. В стихотворении 1836 года “Я памятник себе воздвиг нерукотворный...” он пишет, подводя итог созданному в течение жизни:

И долго буду тем любезен я народу,

Что чувства добрые я лирой пробуждал,

Что в мой жестокий век восславил я Свободу

И милость к падшим призывал.

Хочу воспеть свободу миру,

На тронах поразить порок.

Надежда на изменение ситуации в стране звучит в послании “К Чаадаеву” 1818 года, неудовлетворенность происходящим - во второй части “Деревни” 1819 года.

Все эти стихотворения проникнуты идеями декабризма, к которым намеренно возвращается поэт в послании “Во глубине сибирских руд...” 1826 года. Отличительной чертой вышеперечисленных произведений является использование олицетворения таких абстрактных понятий, как “свобода”, “надежда”, “любовь”, таких метафор, как “горит желаньем”, “свободою горим”.

Пушкину раннего периода творчества присуща и некоторая публицистичность: обращения (“о друзья”, “товарищ”), восклицания, риторические вопросы. Однако гений молодого поэта не умещался в заданные рамки. Не заслужило одобрения декабристов, например, сравнение ожидания “минуты вольности святой” с ожиданием “минуты первого свиданья”. Мысли о политическом устройстве России вдохновили Пушкина на создание широко известных эпиграмм на императора и его приближенных (“Сказки. Моё!”, 1818 г., “На Аракчеева”, 1820 г.), стихотворения кризисного 1823 г. “Свободы сеятель пустынный...”, произведения 1826 года “Стансы”.

Мечты о “минуте вольности святой” легли в основу целого ряда сочинений Пушкина. Но личную свободу, воспетую, например, в “Узнике”, поэт противопоставляет “лире вдохновенной” (стихотворение “Разговор книгопродавца с поэтом”, 1824 г.).

Объяснение этому феномену можно найти в легенде “Пророк” 1826 года, из которой мы узнаем, что вдохновение - это дар Бога. Для того чтобы подчеркнуть высокое предсказание поэта, Пушкин выбирает особый жанр, используя библейскую лексику (“шестикрылый серафим”, “пророк”, “гады”), старославянизмы (“персты”, “зеницы”, “горний” и другие), эпитеты высокого стиля (“празднословый и лукавый” язык, “жало мудрыя змеи”). Подтверждается мысль о богоизбранности поэта, о его особой миссии в стихотворении “Поэт” 1827 года, где Пушкин вновь обращается к возвышенной лексике (“суетный”, “хладный”, “ничтожный”), особым метафорам и сравнениям (“...Душа поэта встрепенется, / Как пробудившийся орел”). На то, что вдохновение дается поэту свыше и не зависит от него самого, указывает и форма пассива причастия в стихотворении “Поэт и толпа” 1828 года: “...Мы рождены для вдохновенья...” О вдохновении-даре Пушкин пишет и в стихотворении “Муза” 1821 года.

Другая точка зрения высказана в стихотворении “Поэту” 1830 года. Пушкин говорит о том, что художник не должен подчиняться толпе. В то же время автор не дает нам ни одного намека на какие-либо высшие силы, стоящие над поэтом: “...Иди, куда влечет тебя свободный ум...”, “Ты сам свой высший суд...” Это обращение сильной личности к равным себе.

Если проанализировать все творчество Пушкина, то мы заметим, что лик Бога просматривается за строками далеко не всех сочинений поэта, относительно редко встречаются и произведения, написанные под влиянием размышлений о судьбе человечества. Чаще стихотворения отражают глубоко личные переживания, возникшие в конкретную минуту жизни их автора. Но для Пушкина несомненно, что из мгновений складывается вечность. Так, получается, что отклик на определенное событие оказывается оценкой целого периода жизни, новой попыткой ответить на вечные вопросы. Размышления над проблемами бытия, возникающие в связи с конкретными обстоятельствами жизни, вдохновили поэта на создание стихотворений философской лирики. Среди шедевров этой группы произведений необходимо отметить “Погасло дневное светило...” (1820), “Телега жизни” (1823), “К морю” (1824), “Брожу ли я вдоль улиц шумных...” (1829), “Элегия” (1830), “...Вновь я посетил...” (1835).

В 1816 году в стихотворении “Певец” Пушкин написал: “Слыхали ль вы... / Певца любви, певца своей печали?” “Своей печали” посвящена философская лирика поэта, но не меньше было написано им о любви. Как и для всех творческих личностей, для Пушкина влюбленность - источник вдохновения. Об этом он пишет в стихотворении “К***” (“Я помню чудное мгновенье...”, 1825 г.): “...вот опять явилась ты...”, и для сердца “...воскресли вновь / И божество, и вдохновенье...”. Любовь - всегда светлое чувство. “..."Печаль моя светла...” - говорит поэт в стихотворении 1829 года “На холмах Грузии лежит ночная мгла...”, вспоминая свою возлюбленную.

Пушкин не раз увлекался прекрасными женщинами, но он всегда находил особенные, неповторимые слова для описания своих переживаний. Удивительные эпитеты выбирает он в стихотворении “К***” 1825 года. Его избранница - это “мимолетное виденье”, “гений чистой красоты”; ее голос - “нежный”, черты - “милые” или “небесные”. Усиливает выразительность анафора на “и”, “без”, “как”, рефрены (“...Как мимолетное виденье, / Как гений чистой красоты” и “...Без божества, без вдохновенья, / Без слез, без жизни, без любви”. Стихотворение мелодично благодаря сквозной рифме (например: ты - красоты - суеты - черты) и аллитерации на сонорные “м”, “л”, “н”. В элегии “Я вас любил; любовь еще, быть может...” 1829 года эпитеты описывают само чувство автора: “любил безмолвно, безнадежно”, “так искренно, так нежно”. Мелодика вновь создается с помощью анафоры (“Я вас любил...”).

Однако дружба крепче любви. Об этом Пушкин пишет в стихотворении “В альбом Пущину” 1817 года. Дружеские послания и эпиграммы занимают видное место в творчестве поэта. Даже переписка со знакомыми часто велась в стихах. Среди адресатов - члены родной семьи (сестра, брат, дядя) и у тех семей, которые были особенно дороги поэту (Раевские, Карамзины, Осиповы-Вульф), лицейские друзья, наставники в творчестве и жизни, няня. Дружба для Пушкина значила очень много. Он тяжело переживал разлуку с товарищами по учебе. Каждый год поэт отмечал годовщину лицея, часто 19 октября появлялись стихи: самое известное - “19 октября” 1825 года. Друзьям были посвящены “К Чаадаеву”, “Во глубине сибирских руд...” и многие другие.

Многие знакомые Пушкина, как и он сам, были стихотворцами. Вместе с ними поэт участвовал в литературной борьбе, писал эпиграммы на членов “Беседы любителей русского слова” (“Угрюмых тройка есть певцов...” 1815 года, “Шишкову” 1816 года). Желание отстоять свои литературные взгляды и недоброжелательное отношение к дешевым критикам стали причиной создания целой серии стихотворений, например: “Послание к цензору” 1822 года, “Второе послание к цензору” 1824 года, “Жив, жив Курилка!” 1825 года.

Не только нападки противников нового течения в литературе и критиков задевали поэта. Иногда он отвечал стихами на светские и журнальные сплетни. Такой ответ - “Моя родословная” 1830 года.

Чужое творчество не всегда вызывало насмешку Пушкина. В лицейские годы поэт подражал Жуковскому, Вяземскому, Ломоносову, Батюшкову и опосредованно Анакреону. В дальнейшем на него оказывали влияние поэты-декабристы, Байрон. В 1821 году Пушкин написал “К Овидию”, в 1825 году - “Андрей Шенье”. Создав “Я памятник себе воздвиг нерукотворный...”, поэт продолжил традицию Горация, Ломоносова, Державина. Иногда источником вдохновения служили произведения, авторы которых неизвестны. Религиозные тексты легли в основу “Подражания Корану” 1824 года и стихотворения “Отцы-пустынники и жены непорочны...” 1836 года, фольклор - в основу “Песен западных славян” 1834 года, “Песни о Стеньке Разине” (1826), “Песни о вещем Олеге” (1822). Но не только создания человеческого гения вдохновляли поэта. Пейзаж - неотъемлемая часть многих произведений Пушкина. Так, стихотворение гражданской лирики “Деревня” начинается идиллическим изображением гармонии в природе, противопоставленной несправедливой жизни людей. Философский пейзаж появляется в произведениях “Брожу ли я вдоль улиц шумных...” (1829), “...Вновь я посетил...” (1835), “Анчар” (1828). Описание природы предваряет воспоминания поэта о друзьях в лицейскую годовщину 19 октября 1825 года. Чувства лирического героя раскрываются через психологический пейзаж в стихотворениях “На холмах Грузии лежит ночная мгла...” (1829), относящемся к любовной лирике, и “Осень” (1833), в котором присутствуют и философские мотивы, и размышления о творчестве. Природа помогала Пушкину найти образы, становившиеся “символическими”, как, например, в элегии “К морю” (1824) или поэме-легенде “Анчар”; формировала особое душевное состояние поэта. Под влиянием разных зимних пейзажей были написаны “Зимнее утро” (1829) и “Зимний вечер” (1825). Но именно осень была для Пушкина любимым временем года, когда родились строки, рассказывающие о единстве поэта с природой, о влиянии ее на создаваемые стихи. Осенью “душа стесняется лирическим волненьем”:

И мысли в голове волнуются в отваге,

И рифмы легкие навстречу им бегут,

И пальцы просятся к перу, перо к бумаге,

Минута - и стихи свободно потекут.

В.Г.Куприянов

ВДОХНОВЕНИЕ

Мы говорим, это нас вдохновляет, то есть что-то извне действует на нас, вызывая к жизни творческие силы внутри нас. Мы говорим: вдохновлен идеей, мыслью, сознанием чего-то; это «что-то» скорее всего сознание традиции и стремление ее развить в направлении, понятом как необходимость. Еще мы говорим: твоя любовь меня вдохновляет, значит, состояние влюбленности есть если и не цель творчества, то его необходимое условие. «Только влюбленный имеет право на звание человека», – писал Блок, и это имеет непосредственное отношение к творцу, человеку вдохновенному.
В происхождении слова «вдохновение» повинно «дыхание», «вдох» – то, что непосредственно и постоянно связывает нас c внешней средой и что является одновременно опорой звучащего слова, голоса.
По представлениям древних, Слово обитало вне нас, в кромешном пространстве и имело космическую орбиту. Когда это блуждающее Слово входит в человека извне, возникает чувство подъема, восторга, стремление высказать преображенное Слово. «Но лишь божественный глагол До слуха чуткого коснется, Душа поэта встрепенется…» (Пушкин). Обратим внимание на соответствие атрибутов: глагол – Божественный, а слух – чуткий, то есть речь идет о некой настройке на высокую волну творчества, об активной подготовке к нему. Это значит, что и Слово задевает не каждого, а только «чуткого» к нему, не в каждом остается, чтобы расти, преображаться и перевоплощаться. Слово как бы знает, в кого вселиться. И потому писал Пушкин: «Искать вдохновения всегда казалось мне смешной причудой: вдохновения не сыщешь; оно само должно найти поэта» («Путешествие в Арзрум»).
Древние считали, что Слово внутри нас может только искажаться, извлекаться на свет приблизительно и блекло. Отсюда сентенция древнекитайского поэта Лао-цзы: «Тот, кто знает, не говорит. Тот, кто говорит, не знает». Рядом с этим стоит тютчевское: «Мысль изреченная есть ложь». Представление о пережитом вдохновении часто сильнее, чем зримый результат. С другой стороны, ссылка на вдохновение есть чуть ли не критерий истинности высказанного. Поэтому все древние пророки, а вслед за ними многие писатели сознательно скрывали свое авторство: пророки ссылались на авторитет свыше, писатели предуведомляли читателя о найденных или завещанных им чужих рукописях. В церковно-славянском своде Псалмы Давида именуются как Псалмы Давиду, то есть они продиктованы, даны ему свыше, а не просто сочинены самим царем и пророком Давидом.
Отголосок этих представлений находим и в стихах А. К. Толстого:

Тщетно, художник, ты мнишь, что творений своих ты
создатель!
Вечно носились они над землею, незримые оку.

«Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать», – иронизирует Пушкин, одновременно разделяя и объединяя в этой фразе вдохновенное и ремесленное, деловое начало. Вдова нобелевского лауреата Уильяма Фолкнера в своих воспоминаниях писала о дарованиях, вдохновлявшихся прежде всего гонорарами, растратившими в результате и гонорары и дарования. Но если говорить честно, то ожидание гонорара также вдохновляет. Шарль Бодлер утверждал: «Вдохновение зависит от регулярной и питательной пищи». Виды вдохновения, по Платону, описал А. А. Потебня («Из записок по теории словесности», гл. «Вдохновение»): «Платон различает четыре типа восторга: первый – в прорицаниях сообщается от Аполлона, второй – в таинствах очищения – от Вакха, третий – в поэзии – от муз, четвертый – от Эрота и Афродиты».
От первых двух типов произошло разделение культуры (согласно Ницше) на аполлоническую (условно-возвышенную) и дионисийскую (вакхическую, идущую от массовых мистерий).
«О третьем: «Кто без мании (одержание), внушаемой музами, приходит к вратам поэзии, думая, что искусством (екс технес, то есть сознательно, умышленно) сделается из него хороший поэт, тот никогда не достигнет совершенства, и поэзия его, как поэзия благоразумного, будет отличаться от поэзии безумствующих» (диалог «Федр».
Далее по Платону описывается «магнетизм» поэзии, связь вовлеченных в ее «магнитное поле»: «Как цепь железных колец заимствует свою силу от магнита, так муза посылает вдохновение поэтам, которые сообщают его другим, и так составляют цепь людей вдохновенных».
Если эта магнитная цепь замыкается единственно на самом поэте, возникает то чувство избранничества, которое сродни полному и безысходному одиночеству. Никто не делит с поэтом его восторг. Но поэт может надеяться на лучшие времена, как уповал на них Е.А. Баратынский в 1828 году:
И как нашел я друга в поколенье,
Читателя найду в потомстве я.
О четвертом типе – любовном воздействии на творчество, лучше всего говорит нам любовная лирика русских поэтов. Пушкин прямо обращается в одном из стихотворений к его виновнику (виновнице):
Ты рождена воспламенять
Воображение поэтов…
Есть литературы, тем не менее, где нет любовной лирики: китайская. Зато есть мощная пейзажная и созерцательная лирика
Надо заметить, что Платон отводит поэту чисто страдательную роль, описывая вдохновение подобным вакхическому. Здесь же мы видим отголосок доплатоновской полемики о двух типах творчества – «мудром безумии» и основанном на обучении, ремесле, умении. Примером этих двух противоположностей являлись соответственно Эсхил и Еврипид. И сейчас распространены подобные перекосы, когда полагают, что талант в расчете на вдохновение не должен стремиться к всеобъемлющему, но «иссушающему» знанию.
Глубже других понимал суть вдохновения гармонический Пушкин: «Вдохновение есть расположение души к живейшему принятию впечатлений, следственно, и к объяснению оных. Вдохновение нужно в геометрии, как и в поэзии». То есть не только чувство является «провокатором» вдохновения, но и разум. Недаром Пушкин упоминает и о необходимости «гениального знания природы». Научное эвристическое мышление смыкается с художественным творчеством через вдохновение. Вспомним Архимеда, выскочившего из ванны с криком «Эврика!» (нашел). Вспомним Пушкина, говорившего в удивлении самому себе: «Ай да Пушкин…» Результат творчества предстает уже не своим, автор действительно иногда изумляется, как ему пришло в голову то или иное откровение, то или иное открытие. Достаточно незначительного внешнего толчка (сигнальный процесс, сказали бы кибернетики) – и долгая подспудная дума воплощается в слове, краске, музыкальной форме, математической формуле.
В своем труде «Догматические богословие» философ Владимир Лосский дает нам толкование «творения из ничего» в самом высшем смысле, что поучительно знать и поэту:
«Творение «из ничего» (ex nihilo) есть акт Божественной воли. Поэтому св. Иоанн Дамаскин и противопоставляет его рождению Сына. «Поскольку рождение, – говорит он– есть действие природное и исходит из самой сущности Бога, оно должно быть безначальным и превечным, иначе рождение вызывало бы изменение, был бы Бог «до» и Бог «после» рождения. Бог умножался бы. Что же до творения, то оно есть дело Божественной воли и потому Богу не совечно. Ибо невозможно, чтобы вызванное из небытия к бытию было бы совечно Тому, что Одно безначально и вечно. Сотворение мира не есть необходимость. Бог мог бы и не творить его. Но необязательное для самого троичного бытия, оно обязывает творение существовать и существовать навсегда; будучи условной для Бога, тварь сама для себя «безусловна», ибо Бог свободно соделывает творение тем, чем оно должно быть.
Так перед нами раскрывается положительный смысл Божественного дара. Если употребить аналогию (но в этой аналогии кроется весь смысл творения), этот дар подобен щедрости поэта. «Поэт неба и земли» – можем мы сказать о Боге, если дословно переведем с греческого текст Символа веры. Так можем мы проникнуть в тайну тварного бытия: творить – это не значит отражаться в зеркале, даже если зеркало есть первичная материя; это также и не значит напрасно раздробляться, чтобы затем всё снова в Себе собрать; творить значит вызывать новое; творение, если можно так выразиться, это риск нового».
Итак, само творение произошло по вдохновению и связывается с актом воли. Если спуститься с Божественных высот на не столь высокую поэтическую почву, получается, что поэт уже творит всегда из чего-то уже сотворенного, а его претензии по созданию из ничего это всего лишь метафора, переходящая в гиперболу. Но акт воли, воления так же чрезвычайно важен.
Поэт-романтик всегда ощущает недостаточность одного лишь чистого вдохновения, он уже сомневается в нем и ищет опоры в жизни, как это начал рано понимать Д.Веневитинов (1826 или 1827):

Я чувствую, во мне горит
Святое пламя вдохновенья.
Но к темной цели путь парит…
Кто мне укажет путь спасенья?
Я вижу, жизнь передо мной
Кипит, как океан безбрежный…

Более поздний поэт уже яснее видит перед собой необходимость акта воли. Прекрасно выражено это у Александра Блока:

О, я хочу безумно жить:
Все сущее – увековечить,
Безличное – вочеловечить,
Несбывшееся – воплотить!

Русский писатель и революционер М. Л. Михайлов так упрощает задачу светского литератора: «Надо только, чтобы поэт черпал содержание своих произведений из глубины своей собственной жизни, своего собственного опыта…» Можно еще добавить – из глубины всего культурного опыта, схваченного нашим сознанием. «Другой источник вдохновения современного поэта – это негодование на дикие судьбы нашего общества, сменяющие подчас грусть, порожденную тем же печальным хаосом, окружающим нас». Следовательно, гражданское чувство есть необходимый источник вдохновения социально востребованного поэта. Но это чувство должно идти действительно из глубины познанного, понятого, открытого в действительности. Подобное гражданское отношение к творчеству у разночинцев, а затем у демократов отходит от романтического представления, согласно которому поэт является певцом всего «неземного», что особенно подчеркивалось в прежние времена: так В.Бенедиктов обращается в 1854 году к «своей музе»:

Благодарю тебя: меня ты отрывала
От пошлости земной, и, отряхая прах,
С тобой моя душа все в мире забывала
И сладко мучалась в таинственных трудах.

Сегодня такие стихи мало кого трогают.
Вообще говоря, слово «вдохновение» хорошо бы сравнить со словом «подвиг». Слишком просто под подвигом понимают только нечто внезапное, спонтанное, моментальное, тогда как в традиции подвиг ближе подвижничеству, то есть деятельности, длящееся всю жизнь. То же и с вдохновением – сила его не в том, как оно играет творческой судьбой художника, а скорее в том, насколько художник овладевает своим вдохновением, делает его неотъемлемой частью своего творческого поведения. Вот крайнее утверждение Флобера: «Все вдохновение состоит в том, чтобы ежедневно в один и тот же час садиться за работу».
Наши благородные классики досадовали и на противоположное воздействие чудного творческого восторга на певцов, лишенных дара певческого голоса. Вспомним стихи Е.А.Баратынского:

Глупцы не чужды вдохновенья;
Им также пылкие мгновенья
Оно, как гениям, дарит:
Слетая с неба, все растенья
Равно весна животворит.
Что ж это сходство знаменует?
Что им глупец приобретет?
Его капустою раздует,
А лавром он не расцветет.

Есть еще, видимо, сложная зависимость между возвышенностью, удаленностью, благородством объекта вдохновения и ценностью плода творческих усилий и устремлений. Это определяет срок жизни произведения, но и удлиняет срок его вынашивания и создания. Чуткость таланта – в правильном определении для себя дистанции между желанным вдохновением и осознанным умением воплощать действие вдохновения.